В январе этого года исполнилось 25 лет с момента, который мог бы лишить Россию Черноморского флота. По указанию президента Украины Леонида Кравчука моряки-черноморцы должны были 4 января 1992 года принести присягу на верность Украине. Однако командующий Черноморским флотом адмирал Игорь Касатонов отказался это делать, собрал военный совет флота, который принял решение не присягать Украине.

О том, как это происходило, как удалось сохранить для России Черноморский флот, в интервью руководителю профильной редакции РИА Новости Сергею Сафронову рассказал Игорь Касатонов, который до сих пор занимает ответственный пост в структуре Генштаба Вооруженных сил РФ.

– Игорь Владимирович, расскажите, как разворачивались события на флоте в 1991-1992 годах?

– Во-первых, я благодарен вашему агентству за интерес к этому событию. Конечно, развал СССР был геополитической катастрофой. Она была вызвана многими мировыми проблемами, но были и внутренние вопросы, которые повлияли на это событие.

На этом фоне хочу заострить внимание на вопросе обеспечения безопасности нашего юго-западного стратегического направления. Фактически с распадом СССР развалилось единое оборонительное пространство на этом важнейшем направлении. 70 лет советские военно-политические руководители работали над его созданием. Это пространство включало в себя силы и средства противовоздушной обороны, флот, эшелонированную оборону сухопутной границы и прочее.

– Это осознавали наши новые политические лидеры, например Борис Ельцин?

— В этой связи я задумываюсь над вопросом, почему Ельцин отдал Крым? Я с Борисом Николаевичем не разговаривал на эту тему, но думаю, что это был заказ Запада, потому что им было очень выгодно, чтобы Крым был не российским. И в первую очередь потому, что Россия теряла полноценную, очень крупную группировку войск на юго-западном направлении. Это при том, что направление итак было ослаблено, так как семь военных округов оказались за границей, три стратегических командования, три группы войск, Балтийский флот частично, Черноморский флот практически полностью. Это было, безусловно, на руку Западу. И с какой легкостью все это происходило, вызывает у меня до сих пор бесконечное удивление.

Должен, правда, отметить, что Чернавин, на тот момент главком ВМФ, задавал вопросы, какова будет судьба наших баз Балтийского флота, Черноморского флота, Каспийской флотилии? Ответы были по большей части уклончивые.

И вот неожиданно, 10 декабря 1991 года, три командующих округами — Киевским, Прикарпатским и Одесским и я — получили указания от своих непосредственных начальников в Москве прибыть в Киев. То есть не нас вызвали, а наши же начальники нас отправили в Киев на встречу с Кравчуком. Мы удивились, но полетели. На следующий день, 11 декабря, нам объявили, что мы теперь подчиняемся только Киеву и Кравчук у нас верховный главнокомандующий, в Москву ничего докладывать не надо. Надо принимать украинскую присягу. Можете не торопиться, сказали нам, но лучше это сделать уже завтра.

– Какова была ваша реакция?

— Это вызвало у нас недоумение – как это так легко и просто? Это не отвечало национальным интересам России. В течение трех недель до нового года я, будучи командующим, непрерывно мониторил ситуацию, потому что понимал, что флот в этом составе, в этом качестве не сможет быть украинским, будет в значительной степени сокращен, люди будут уволены. Наш опыт будет никому не нужен, потому что Украина по своим экономическим показателям просто не сможет его содержать.

Изучение этой ситуации, работа в Минобороны Украины, куда нас приглашали каждую неделю, привели к осознанию того, что процесс этот не только тяжелый, но и необратимый. И этим процессом руководят весьма странные и неподготовленные люди.

– Имеются в виду люди в Москве или в Киеве?

— Я, может, впервые сейчас скажу достаточно странную вещь. Всю огромную военную группировку на Украине разрушил один генерал-лейтенант Иван Бижан, который служил сначала в ГОМУ (главное организационно-мобилизационное управление), до этого в Сибирском военном округе. И он, зная всю эту обстановку, развалил этот мощный костяк Вооруженных сил. И ни один округ не смог воспротивиться тому, что творил Бижан.

– Какую должность он занимал?

— В 1991 году он был назначен заместителем министра обороны Украины. Он попросился на Украину, и его отпустили. После этого Бижан стал помогать Украине создавать свои национальные Вооруженные силы. И естественно, что он вступил в конфликт с командующими округами, со мной. Нас-то убеждали, что Вооруженные силы будут едиными. Страны разные, а Вооруженные силы — единые.

— Трудно даже представить, что творилось у вас на душе…

— Эта неоднозначная обстановка у меня вызывала полное отторжение, постоянное ощущение, что все это временное, непостоянное, разрушительное, противоречило логике, которая должна быть в любом вопросе. Представляете, на тот момент Черноморский флот имел базы на Черном море в Измаиле, Одессе, Николаеве, Очакове, Херсоне, в Крыму, на Кавказе, в Поти. Везде были военные коменданты, действовали система наблюдения, гидрографическая служба. Все это было единым механизмом. И все это начинало разваливаться.

Не будем забывать, что Черноморский флот, как оперативно-стратегическое объединение, обеспечивал фланг Закавказского и Одесского военных округов, Болгарии, Румынии, был на переднем крае противостояния в Черном море против члена НАТО — Турции.

То есть, как командующему флотом, мне нельзя было попустительствовать этому процессу. Я отвечал перед Россией, перед подчиненными, перед собой. Причем подчиненные говорили: давайте примем украинскую присягу и тогда мы сохраним флот.

– Москва продолжала молчать?

— Пытался прояснить ситуацию в Москве, но в конце декабря — начале января ни до кого дозвониться было невозможно. А в Киев, где заседали слабые и никчемные люди, вызывали постоянно. Из Москвы никаких указаний не было. Делай что хочешь. В итоге мы стали работать на упреждение.

Вопрос стал критическим. Киев приказал принять присягу 3 января и развернул мощную агитационную работу, были подключены все органы КГБ СССР, работавшие на территории Украины. В ответ нужны были четкие, конкретные действия. Мы ждали совещания в Минске, Алма-Ате по стратегическим ядерным силам. Ведь у флота тоже есть стратегическая ядерная часть, но Украина посчитала иначе. Какая-то прямо антинаука, типа глобус Украины. Поэтому, посоветовавшись со своими коллегами и семьей, вечером 3 января я пригласил всех на военный совет Черноморского флота и озвучил предложение украинскую присягу не принимать. Все под этим подписались. 4 января 1992 года я объявил, что мы украинскую присягу принимать не будем. Это заявление послужило основой для дальнейших наших действий, хотя обстановка в Севастополе и Крыму была не в пользу России, потому что на референдуме в Севастополе 57 процентов жителей высказались за независимость в составе Украины, в Крыму — 54 процента. Надо было менять общественное мнение, чтобы изменить ситуацию, систему влияния на общественное сознание.

– Как к этому отнеслись в Киеве?

— 9 января 1992 года мы были приглашены на совещание в Киев, где Кравчук объявил, что присягой не торгуют, кто не принимает присягу, пусть уезжает. Но я сказал, что только по одному заявлению уважаемого Леонида Макаровича мы все не можем стать украинскими гражданами и повторил, что однозначно украинскую присягу принимать не будем.

– Москва все молчала?

— После этого я стал искать встречи с Ельциным через министра обороны СНГ Евгения Шапошникова. И 29 января мы встретились с Ельциным в Новороссийске на противолодочном крейсере “Москва”. Борис Николаевич пообещал всеобщую поддержку, в течение шести часов мы общались на корабле, в каюте, на обеде. Очень помогали Евгений Иванович Шапошников и Владимир Владимирович Чернавин. Но несмотря на обещания о помощи, в феврале-марте никакой поддержки не было. Это дало почву Украине возбудиться, почувствовать силу, уверенность в ответ на пассивность российского руководства. В то же время за эти два месяца была проведена большая организационно-массовая работа. Все российские СМИ позитивно освещали эти процессы, нам они очень помогли. В это же время украинские СМИ наоборот писали, что мы империалисты, оккупанты….

– Когда и чем все это закончилось?

— 5 мая, когда было объявлено об образовании министерства обороны России, появился министр Павел Грачев, который положительно относился к Черноморскому флоту. 3 августа было заключено соглашение о том, что флот признается на территории Украины российским, договорный процесс будет идти, переходный период займет три года, мы остаемся в Севастополе. Главное, что Черноморский флот со своих исторических мест базирования не уходит, но выходит из правового поля Украины и входит в правовое поле РФ. Это было принципиально важно.

– И все-таки, насколько я понимаю, самое главное произошло 4 января?

— Да, самое главное все-таки произошло 4 января, я подчеркиваю, когда моряки-черноморцы не стали принимать украинскую присягу. В противном случае Россия могла фактически потерять Черноморский флот. Наличие российского флота на юге в конце концов предопределило и возвращение Крыма в состав России в 2014 году, а до этого — решение сложнейших вопросов на Кавказе и возвращение России в восточную часть Средиземного моря. Черноморский флот на 70-80 процентов способствовал решению этих сложнейших вопросов.

– Как сложилась в дальнейшем ваша судьба?

– Я сдал флот 7 декабря 1992 года, потому что резко негативное отношение ко мне было со стороны Украины, и в итоге было принято решение о моем переводе в Москву на должность первого заместителя главкома ВМФ. Киев меня считал антиукраинцем, а я просто был и остаюсь россиянином, патриотом России, который твердо и настойчиво боролся за интересы России. Возможно, это не совпадало с интересами Украины, но это уже их проблемы.

– За все время противостояния дело не доходило до прямой конфронтации, применения оружия?

— Доходило. При министре обороны Украины Морозове в Одессу сбежал фрегат Черноморского флота СКР-112. Меня в это время на флоте не было, и они все свои пакости организовывали тогда, когда меня не было на флоте.

Это произошло 21 июля 1992 года. Тогда корабли ЧФ стали преследовать СКР-112, для его остановки применялась стрельба в воздух и по курсу движения, поднималась авиация. Однако на поражение огонь не открывался, поэтому нарушитель в итоге ушел в Одессу, где его торжественно встречали. Но судьба этого корабля и экипажа была очень плохой, там погиб офицер на почве пьянства, произошло полное разложение команды, которая распустилась, а сам корабль через год был выведен из боевого состава.

– Сейчас рассматривается вопрос о создании на базе пункта материально-технического обеспечения ВМФ в сирийском Тартусе полноценной военно-морской базы. Как вы относитесь к такому решению?

— Положительно. Безусловно, база усилит нашу группировку в Сирии, находящиеся в Средиземном море корабли ВМФ России смогут туда заходить для отдыха экипажа, пополнения запасов воды, топлива, продовольствия. Но сначала нужно будет создать соответствующую инфраструктуру, обеспечить ее охрану, защиту с воздуха, то есть разместить средства ПВО-ПРО, обеспечить подъездные пути.

– Очевидно, это будет дорогое удовольствие?

— Это уже к министерству финансов, моряки за финансы не отвечают.

– Не могу не спросить у вас о перспективе вступления в боевой состав флота новейшего фрегата проекта 22350 “Адмирал Касатонов”?

— Второй фрегат проекта 22350 “Адмирал Касатонов” выйдет на испытания летом этого года. Планируется, что в конце 2017 – начале 2018 года корабль будет принят на вооружение ВМФ.

РИА Новости